Отто Клемперер — необычайно вдумчивый и глубокий дирижёр. Это его свойство отчасти выразилось в предпочтении несколько замедленных темпов. Однако оно же весьма способствовало усилению богатства звучания оркестра, особой величавой торжественности стиля. Затраты слушателя на вхождение в мир его исполнительской манеры всегда потом компенсировались той духовной высотой, на которую он поднимал с собой, — будь то музыка Баха или Вагнера. Он был беззаветно предан музыкальному искусству и может быть причислен к числу наиболее значительных дирижёров классической музыки XX века.
Карл Шурихт (нем. Carl Adolph Schuricht; 1880 — 1967) — выдающийся немецкий симфонический дирижёр. Его основные достижения связаниы с исполнением произведений Бетховена, Моцарта, Брукнера и Малера. Карл Шурихт родился в семье органного мастера (его отец погиб ещё до его рождения) и польской певицы. С шести лет обучался игре на фортепиано и скрипке; с одиннадцати лет пробовал свои силы в композиции. Учился в Высшей музыкальной школе в Берлине (среди его учителей был Энгельберт Хумпердинк) и позднее в Лейпциге у Макса Регера. В 1901—1902 гг. начал карьеру в качестве коррепетитора в Майнцском городском театре. В 1907—1908 гг. был капельмейстером в Цвиккау.
Труба была самым привилегированным духовым инструментом в сольноинструментальной музыке Моцарта. Четыре концерта и многочисленные камерные формы, в котором труба играет ведущую роль, свидетельствуют об этом. Без сомнения это результат дружбы между композитором и Joseph Leutgeb, виртуозным трубачом своего времени. Teunis van der Zwart - один из ведущих современных трубачей, и здесь к нему присоединяются участники популярнейшего Orchestra of the Eighteenth Century под управлением Frans Brüggen.
как и обещал, академический вариант исполнения оперы Моцарта "Волшебная флейта" переизданный фирмой EMI в серии Great Recordings of the Century. Советую сравнить это исполнение с трактовкой от Rene Jacobs
«Волшебная флейта» — это то, что немцы называют Singspiel, то есть пьеса (драматическое произведение) с пением, подобно оперетте, или музыкальной комедии, или опере-балладе, или даже opera comique (фр. — комическая опера). Большинство оперетт и музыкальных комедий демонстрируют определенные нелепости и несуразности в своих сюжетах, и эта опера не исключение. Например, Царица ночи в первом действии предстает доброй женщиной, а во втором — злодейкой. Далее, вся эта история начинается как романтическая сказка, а затем приобретает серьезный религиозный характер. В сущности, обряды храма Изиды и Озириса обычно считаются отражением идеалов масонского ордена, и разные критики, писавшие об опере много времени спустя после смерти автора, находили во втором действии оперы самый что ни на есть глубокий политический символизм. Быть может, это и так, поскольку оба создателя оперы — Моцарт и его либреттист — были масонами, а официально масонство не пользовалось поддержкой. Несмотря на несуразности (а быть может, именно благодаря им), эта опера всегда излучала очарование сказки и с самого начала имела огромный успех. Этот успех не слишком-то помог Моцарту. Он умер через тридцать семь дней после премьеры. Что же касается Шикандера, то он оказался в состоянии — частично на доход от исполнений оперы, которые проходили с неизменным успехом — сам выстроить семь лет спустя совершенно новый театр и увенчать его скульптурой, изображающей его самого в птичьих перьях Папагено. То был пик его карьеры, а четырнадцать лет спустя он умер, душевнобольной, в такой же нищете, как и Моцарт.
Запись 1989г с Chor und Symphonie-Orchester des Bayerischen Rundfunks "Бернстайн — художник стихийного, вулканического темперамента, который увлекает слушателей, заставляет внимать музыке, затаив дыхание, даже тогда, когда его трактовка может показаться вам необычной или спорной. Оркестр под его управлением музицирует свободно, непринужденно и вместе с тем необычайно интенсивно — все происходящее кажется импровизацией. Движения дирижера чрезвычайно экспрессивны, темпераментны, но вместе с тем совершенно точны — кажется, что его фигура, его руки и мимика как бы излучают музыку, которая рождается на ваших глазах. Зта безудержная экспрессия, этот страстный порыв не бесконтролен — он только потому и достигает своей цели, что воплощает глубину интеллекта, позволяющую дирижеру проникать в замысел композитора, передавать его с предельной цельностью и подлинностью, с высокой силой переживания."
Запись 1984г с Wiener Philharmoniker "Бернстайн — художник стихийного, вулканического темперамента, который увлекает слушателей, заставляет внимать музыке, затаив дыхание, даже тогда, когда его трактовка может показаться вам необычной или спорной. Оркестр под его управлением музицирует свободно, непринужденно и вместе с тем необычайно интенсивно — все происходящее кажется импровизацией. Движения дирижера чрезвычайно экспрессивны, темпераментны, но вместе с тем совершенно точны — кажется, что его фигура, его руки и мимика как бы излучают музыку, которая рождается на ваших глазах. Зта безудержная экспрессия, этот страстный порыв не бесконтролен — он только потому и достигает своей цели, что воплощает глубину интеллекта, позволяющую дирижеру проникать в замысел композитора, передавать его с предельной цельностью и подлинностью, с высокой силой переживания."
Запись 1985г с Wiener Philharmoniker "Бернстайн — художник стихийного, вулканического темперамента, который увлекает слушателей, заставляет внимать музыке, затаив дыхание, даже тогда, когда его трактовка может показаться вам необычной или спорной. Оркестр под его управлением музицирует свободно, непринужденно и вместе с тем не-обычайно интенсивно — все происходящее кажется импровизацией. Движения дирижера чрезвычайно экспрессивны, темпераментны, но вместе с тем совершенно точны — кажется, что его фигура, его руки и мимика как бы излучают музыку, которая рождается на ваших глазах. Зта безудержная экспрессия, этот страстный порыв не бесконтролен — он только потому и достигает своей цели, что воплощает глубину интеллекта, позволяющую дирижеру проникать в замысел композитора, передавать его с предельной цельностью и подлинностью, с высокой силой переживания."
Две концертные симфонии Моцарта в исполнении The Royal Philharmonic Orchestra: -The Sinfonia Concertante for Violin, Viola and Orchestra in E-flat major, KV 364. -The Sinfonia Concertante for Oboe, Clarinet, Horn, Bassoon and Orchestra in E-flat major, KV297B. (Гибридный SACD)
вот критика про ДВД-запись постановки. критик довольно часто сравнивает с "нашумевшей аудиозаписью" с которой вы можете познакомиться.
Mozart. "Don Giovanni" (2 DVD) Freiburger Barockorchester, R. Jacobs (harmonia mundi) Видеозапись этого "Дон Жуана" на первый взгляд просто выпущена вдогонку к прошлогоднему аудиоварианту. Оба релиза вдохновлены одним и тем же спектаклем — постановкой моцартовской оперы, какую в позапрошлом году дирижер Рене Якобс представил в Инсбруке на своем музыкальном фестивале. Только в случае CD говорилось о студийной работе, а здесь сценический показ все такой же продукции — неглядя на то, как не в Инсбруке, но в Баден-Бадене. Вот, казалось бы, а также в се различия.
В деталях различия все-таки есть. Например, состав исполнителей тут, на DVD, заметно не имеет совпадений с тем составом, который предъявлен в той нашумевшей аудиозаписи; здесь другая Донна Анна (Малин Бистрем), другой Лепорелло (Маркос Финк), другой Дон Оттавио (Вернер Гюра). Но музыкальной концепции эти перестановка также в любом случае не меняют, да и к тому же, согласно жалуй, это тот нечастый случай, когда концепция дирижерская и концепция режиссерская (спектакль ставил Венсан Буссар) нераздельны и равноправны. Режиссер только следует за теми кардинальными интерпретаторскими решениями, которые принимает дирижер, причем принимает не от ветра главы своея, а исходя из вполне научного материала.
Так что слышавшие аудиозапись отдельно взятой музыкальной стороной маловероятно, что будут поражены: роскошная игра Фрайбургского барочного оркестра особых отличий там и тут не выдает, даже "примочки" фортепианного континуо одинаковы. Те же самые pro et contra, которые тогда адресовались Якобсу по поводу избранных им темпов, можно припомнить и сейчас. Финал не просто подводит главного героя к рукопожатию с Каменным гостем и к общеизвестной экзекуции, а просто-таки тащит его бегом, но в от, скажем, "ария с шампанским" назло всеобщим закосневшим привычкам звучит с нарочитой размеренностью.
Но есть вещи, которые визуально все-таки работают иначе, чем на слух. Это касается даже не постановочного решения в целом. Сценография, например, несколько отдает честной бедностью — всего-то декораций, что здоровенная грязно-белая четвертинка сферы, которая поворачивается к зрителю то интерьерным лицом, то изнанкой, но не которые сцены и вовсе разыгрываются перед закрытым занавесом. Причем все это непосредственно с овершенно не подразумевает общего чисто графического аскетизма а-ля Роберт Уилсон — мизансцены и игра вполне подробные и без всякой стилизации живые, да и костюмы от Кристиана Лакруа когда сдержанно-заурядны, а когда и отдают попугайностью (как в обстановке с амого Дон Жуана). Но когда дело доходит уже ло анонсированного развенчания стереотипов, которые в прочтение "Дон Жуана" внесла почтенная, еще с начала XIX века идущая традиция, постановке начинает не хватать вескости высказывания. Едва ли не главная теорема, которую постановка старается доказать,— тот истинното, что в оригинальном моцартовском замысле Дон Жуан вовсе не обязан быть сложной трагической фигурой, полной демонического обаяния. Он, мол, просто едва вышедший из пубертатного возраста повеса с неумеренным интересом к противоположному полу, эдакий подросший Керубино. Исполняющего эту партию молодого баритона Маркуса Вайсера было весьма любопытно слушать, но трудно отделаться от ощущения, что его ужимки и прыжки умученного гормонами сорванца все-таки лишают его персонажа той рельефности, которая нужна хоть бы уж непосредственно для придания драматургического нерва всему происходящему.